Posted 23 января 2019,, 08:00

Published 23 января 2019,, 08:00

Modified 17 сентября 2022,, 15:45

Updated 17 сентября 2022,, 15:45

Интервью: уфимский публицист о «соперничестве» между Татарстаном и Башкирией

23 января 2019, 08:00
Кто богаче – башкиры или татары? Как складывались отношения экс-глав республик Минтимера Шаймиева и Муртазы Рахимова? Неужели Татарстан ожидает закат, а Башкирию рассвет? Об этом Inkazan рассказал башкирский публицист, директор ИА «Медиакорсеть» Шамиль Валеев.

Не близнецы, а двойняшки

Татария и Башкортостан «родились с разницей в минуту», как обычно говорят про двойняшек. 23 марта 2019 года будет 100 лет Башкирии, 27 мая 2020 года — Татарстану. Видите разницу: если в Башкирии слово «Башкирия» воспринимается более-менее спокойно уже, то для Татарстана слово «Татария», я слышал, - сильный раздражитель.

Использование этого топонима считается в определенных кругах «сдачей завоеваний суверенитета». Хотя оба этих слова я слышал с детства. Советского детства. На взгляд российского обывателя наши с вами столетние уже «-станы» с трудом были различимы многие годы и расположены недалеко от Узбекистана. Думаю, многим из нас приходилось отвечать на вопрос «А это вообще в России?», особенно в 90-е. У наших республик был слабый пиар на союзном уровне.

Некий информационный прорыв произошел в нулевые годы, после тысячелетия Казани, а укрепился в результате бума внутреннего туризма, когда все стали ездить в Казань и привозить оттуда одноразовые тюбетейки за 50 рублей, купленные в кремлевской стене, рядом с белоснежным Кул-Шарифом. Я в Казани регулярно с 1990-го года, привожу, как правило, мягкие красные тапочки с кожаной подошвой и аппликацией по заказу мамы.

Мы с вами не очень осознаём, что живём в «очень русской» стране. По доле русских, с поправкой на пословицу, предлагающую поскрести «любого», Татарстан в России на 74-м месте, Башкортостан — на 76-м. В наших республиках живут примерно по 40% русских, в то время как в каждой из областей — от 73% (Тюмень, Ульяновск) до 97% (Вологда, Тамбов). Получается, мы с вами как регионы в два раза менее «русские», чем средняя область. Это — перепись 2010 года.

О «соперничестве» Татарстана и Башкортостана

Татарстан всегда был ближе к Москве, не только географически, воспринимался из Башкирии как более привилегированный со стороны Кремля. Первый секретарь обкома ТАССР ездил на «Чайке» или «ЗиЛе», а нашего я видел на «Волге». У нас такое ощущение, что мы всегда находились в тени Татарстана. Хотя мы мало где отличались друг от друга. К 1990-му году, по ощущениям, Башкирская АССР, возможно, была сопоставима в плане экономики, если не крепче.

Но рефлексии на эту тему нигде не было: ни про Уфу, ни про Казань почти не говорило Центральное телевидение. Мы все были в тени союзных республик. Я нашел только такие данные - по удельному ВРП в 1996 году в Татарстане было 26 тыс.рублей, в Башкортостане - 23 тыс. Сейчас разрыв увеличился сильно. 28,6 тыс.руб на душу населения у нас, 43,2 - у вас. Разница существенна.

Может быть, «соперничество» было заложено в самой нарезке субъектов. Даже часовые пояса это подтверждают: все знают «байку про самый длинный мост» мост через реку Ик, пересечение которой занимает два часа. Хотя есть и самарское время, GMT+4, и наше GMT+5, биологически более оправданное, как мне кажется. Зимой из-за этой «столичности» в Казани в полчетвертого заходит Солнце, хотя в Москве оно заходит полпятого, а у нас — полшестого. Возможно, вы в Казани раньше просыпаетесь и больше успеваете. Кроме того, вам до Москвы — рукой подать, 800 километров, ночь на поезде, час на самолёте. Нам — 28 часов ехать или два лететь. Сутки на машине.

«Соперничество» наиболее ярко концентрируется в элитах, потому что это связано с властью, доступом к ресурсам.

На уровне обывателя мы всегда сравнивали здесь цены на жильё, на продукты, по этому поводу ходили байки в пользу Татарстана. Татарстан в Башкортостане отлично пропиарен на уровне «народной дипломатии». Наши рыбаки едут в Уруссу. Наши дети едут в КФУ. Наши светлые головы - в Иннополис. Наш Салават Фатхетдинов и Радик Юлъякшин собирают залы в Казани. Мои знакомые из пограничных районов ездят на ледовые арены в Актаныш.

У Минтимера Шариповича Шаймиева лучше получалось в плане политики — к нему прислушивались в федеральном центре.

Минтимер Шаймиев – первый президент Татарстана с июня 1991-го по март 2010-го.

Муртаза Рахимов был на шаг позади относительно Шаймиева, это всегда чувствовалось. Возможно, это особенности личности, возможно, это степная осторожность, интровертность. Это подтверждено моделью выхода из политической карьеры: с элементами преемничества и звездой Героя труда Российской Федерации или без таковых. Но, должен сказать, это не только про Рахимова, это и в нашем башкортостанском региональном характере: не торопиться, посмотреть, что у других получается. Каждый из нас немного Муртаза Рахимов.

Муртаза Рахимов – первый президент Башкортостана с декабря 1993 года по июль 2010 года.

Началась перестройка, регионы хотели самостоятельности от рыночной экономики, как я понял, пытаясь остаться советскими, социалистическими. Федеральный центр, тогда еще слабый, находился в шоке, что о себе заявляют не только союзные республики, но и те, о ком никогда не слышали толком — наши республики. Видимо, казалось, что мы тоже хотим убежать куда-то.

У Татарстана была более жесткая позиция относительно своего статуса и лоббистов было и, наверное, остаётся больше. А у федерального центра на «задабривание» самостоятельных субъектов была одна или две ментальные квоты: Российская Империя насчитывает уже много столетий и не хочет во все наши местные игры играть. Башкортостану точно ничего не осталось по этой линии.

Молодая Россия сказала устами Ельцина: «берите столько самостоятельности, сколько сможете проглотить». Эти слова я слышал своими ушами 6 августа 1990-го на митинге у Дома политпросвещения на Фрунзе, 40. Это что-то среднее между вашим Ленинским мемориалом и Госсоветом.

В 90-е годы суверенитет сводился к тому, что оставляли налоги у себя и пускают на развитие региона. Нынешняя ситуация, как я предполагаю, - 70% на 30%, когда все деньги уходят в Москву и потом возвращаются уже отрегулированными, под задачи. И теперь это не просто налоги. Это ещё и повальный отказ от своих местных подразделений у больших компаний: все денежные решения принимаются в Москве. Хорошо, если в Москве.

Это видно даже по близкому нам рекламному рынку. Есть еще повальная тенденция у компаний скрывать прибыль, поскольку налог на прибыль идет преимущественно в региональную казну, а у региона мало ресурса «наехать» на федеральную компанию. Ну и стремление зарегистрировать бизнес в столице тоже сильно обескровливает глубинку: но в Москве есть на что вешать лампочки на кусты и сугробы.

У нас более низкая лоббистская и низкая проектная культура. Радий Хабиров не зря потребовал, чтобы в каждой ресурсной приёмной Правительства РФ сидело по «башкиру».

Радий Хабиров – врио главы Башкортостана с октября 2018 года. До этого работал главой Красногорска, замначальника управления администрации президента РФ по внутренней политике, главой администрации Президента Башкортостана.

У нас в один момент сложилось такое впечатление, что начиная с тысячелетия Казани всё «федеральное», предназначенное для национальных регионов, ушло на Казань. 450-летие присоединения Башкирии, которое было в 2007 году, — это гулянка, в основном, «на свои», жалкое подобие. Стройки, которые были запланированы, просто приурочили к этой дате: остались на память ипподром, вокзал, конгресс-холл. Не сказать, что там аншлаг сейчас.

Как я понимаю, созданная в Казани инфраструктура — федеральная. Татарстан — это площадка, где всё федеральное проходит. Как Сочи. Это же не только Краснодарский край строил. И не только для краснодарцев.

Активная политика по выбиванию денег из федерального центра дала свои плоды. Татарстанские чиновники, посланцы сидели в каждом федеральном кабинете с начала нулевых, истоптали все коридоры. И у них было, что предъявить: все федеральные темы, которые только внедрялись уже каким-то образом оказались давно обкатанными на Татарстане.

10 лет назад я работал в Москве, в Фонде ЖКХ, который раздавал деньги на капремонт и расселение аварийного жилфонда. В Татарстане, как я помню, «трущобная программа» шла лет 15 к этому времени. И проектная, заявочная культура была отлажена давно. Наши родные башкирские власти приходилось уговаривать, приходите, мол, за деньгами, заберите 10 «ярдов», оформите просто бумажки правильно. Мои коллеги-чиновники со стажем обречённо-облегчённо махали рукой: «а, Татарстан приехал, все понятно, у них давно уже все готово».

Необходимости особой затаскивать федеральные деньги в Башкортостан в 90-е при Рахимове не было. Мы считались самодостаточными. Это такое башкирское «чучхе»: опора на собственные силы, нам ничего не надо, но и вы не лезьте к нам со своими торговыми центрами, алкогольной продукцией, продуктами, «инвестициями».

«Соперничество» сильно зависело от отношений между самими вождями. Там были качели, то лучше, то хуже. И это отражалось на «татарском вопросе», самосознании татарского населения Башкортостана.

Помню на живом примере: черная кошка пробежала между Шаймиевым и Рахимовым во время Всемирного конгресса татар 2002 года. Когда на него приехал президент Владимир Путин, дядька из Башкирии, директор белебеевской татарской гимназии Нурмухамет Хусаинов пожаловался на жизнь татар в республике: «легко ли быть татарином в Башкортостане?».

Рустэм Хамитов – глава республики Башкортостан с июля 2010 года по октябрь 2018 года.

Его выступление было расценено Рахимовым как удар, срежиссированный из Казанского Кремля. Он обиделся, не остался ужинать и уехал в Уфу, как только проводили ВВП: на языке больших людей это означает крайнюю степень нерасположения. Для башкирской политической культуры того времени сама мысль, что люди могут говорить что хотят, без указания начальства или секретного задания — просто невозможна. Даже сейчас этот текст публиковать страшновато.

При позднем Рахимове Татарстан стал фигурой умолчания — «соседи». Хотя на уровне риторики мы были «два крыла одной птицы, два братских народа». Но наш Бабай так и не оттаял ни Татарстану, ни к татарам, которые норовили проголосовать за папу Алсу, Ралифа Сафина.

В народе ходили мифы, что в Татарстане что-то дешевле, «дороги у них лучше», что, в общем, видно по трассе M7. Это история 90-х годов и 2000-х. В 2000-х годах в Казани построили аквапарк. Средний уфимский класс начал ездить в Казань, туристической Меккой, что у нас усилило недовольство собой и всяческие комплексы.

Хамитов любил рейтинги, мы видели, что Татарстан везде нас обгоняет. Поначалу «Ике Рөстәм» вроде как-то ездили друг к другу поначалу, потом как-то не очень срослось. Мэр Ирек Ялалов в 2017 году на оперативках публично говорил – «не приводите мне в пример Казань». Но ощущение вторичности оставалось.

Ирек Ялалов – мэр Уфы с января 2012-го по сентябрь 2018 года. Покинул пост после продолжительного конфликта с главой республики Рустэмом Хамитовым. Перешел на работу в Совет Федерации.

Хотя, если судить по муниципальному бюджету, оба наших города бедны — что-то около 23 млрд в год на миллион двести населения. Бюджет Москвы — в сто раз больше: 2,3 трлн.

Шаймиев и Рахимов оба, будучи государственниками, поддерживали стратегические федеральные вещи, как бы говорили «мы будем вам верны, но вы не заходите на нашу самобытную территорию своими федеральными лапами». Их называли «тяжеловесами». Не зря их, вместе с Эдуардом Росселем, губернатором Свердловской области, Юрием Лужковым, мэром Москвы, отправляли на пенсию при Медведеве (Дмитрии, президенте РФ в 2008-2012 годах – Inkazan).

«Осень патриарха»

В 2008-10 году была кремлевская операция «Осень патриарха», в результате которой Рахимов лишился собственности на нефтянку и поста своего. Он был легкой добычей: плохо выстроенные отношения с Кремлем и с элитами в Москве.

Шаймиев, имея политический талант, воспитал себе преемников, которые подходили на разные виды кремлевских решений, были верны татарстанской идентичности и гарантировали ему уважительное отношение после отставки. Это сработало. Шаймиев умел и умеет ориентироваться, когда много разных источников силы, много разных группировок, и оставаться в них арбитром.

Рахимов только под себя всё выстроил — кто не с нами, тот против нас. И у тебя нет вариантов, хоть уезжай из республики. Есть тому живые примеры. Его окружение занималось тем что, что «вымораживало» любого, кто мог бы понравиться Москве. Любого, кто начинает ходить по Старой площади, или народу нравиться, отправляли «на повышение» на заштатную должность либо загоняли за Можай. На этом его Кремль и поймал.

В результате не было преемничества. Пришел Хамитов, человек городской культуры, который терпел, что его клевали в прессе, сохранял общедемократический, интеллигентский флёр, хотя ему это давалось всё труднее с годами. Чиновниками, главами администраций это воспринималось как слабость и призыв к растащиловке и байству. Хабирову с этим еще бороться и бороться сейчас.

При Хамитове ушли в небытие элементы государственной этнократии, которая не давала русским и татарам чувствовать себя полноценными участниками столетнего башкортостанского проекта.

Я хорошо запомнил как мне отказали после собеседования в пресс-службу Госсобрания, куда сами и позвали. Я искренне хотел служить своей республике. Сделал сознательный выбор в её пользу, отказавшись от карьеры в федеральных структурах. Сказали, что я не знаю башкирского языка, даже не удосужившись проэкзаменовать. Там это и не требовалось — я узнавал. Это вызвало сильное чувство беспросветности и унижения. И я полетел на семинар Щедровицкого, организованный структурами Сергея Владиленовича Кириенко, нашего полпреда в ПФО. Сидел один в гостиничном номере в Новосибирске, переживал физически: меня выворачивало наизнанку, мочился кровью, было сначала страшно, потом стало легко.

Поставил себе далекую цель: способствовать тому, чтобы моя республика была и этнически самобытной, и демократической и развитой. Без насилия, хамства, клановости, байства и унижения, особенно по "пятому пункту".

Уже в десятые годы мы с моими дорогими друзьями-башкирами сели и спокойно поговорили-выяснили. Узнали много нового и хорошего друг о друге. Выяснили, что "режим" не давал ходу и самим продвинутым этническим башкирам, особенно городской интеллигенции. За очень редким исключением молодые башкиры оставались не при делах: все ресурсы забирали себе «самые везучие».

А зачастую под видом развития башкирского народа, башкирской культуры лучше всего двигали свои темы люди других этносов. Нередко это были татары, которые «внезапно» нашли в себе башкирские корни. Оказалось, что это была власть партхозноменклатуры, которая рядилась в башкирские лисьи шапки, чтобы удерживать и распределять ресурсы. Кстати, я в себе тоже нашел башкирские корни, но уже в 2017 году.

Самое удивительное и прекрасное сейчас в Башкортостане — взлёт интереса к башкирской культуре, мода на всё башкирское, и она уже искренняя, не привнесённая и не насаждаемая. Вчера только мой белорусский друг Лёша поздоровался со мной в Гостином дворе «һаумыһығыҙ» и я ему, не задумываясь, ответил. Мы ни перед кем не позировали, не красовались, так просто вышло. Уже целое поколение выросло с тех пор, как я услышал впервые от Талгата Таджуддина, что у нас треть всех браков межнациональные и межконфессиональные. И теперь, наверное, у многих восприятие своей этнической принадлежности станет каким-то иным, отличающимся от мышления предков, мы этого еще толком не осмыслили.

Об экономике Башкортостана

При Рахимове мы - а я никогда не отделял себя от башкортостанского проекта - не были сильно заинтересованы, чтобы инорегиональные структуры присутствовали в Башкирии, в том числе столичные. Они не слушались бабая (Рахимов): должен быть знакомый, друг бабая или его деловой партнер, губернатор какой-нибудь приехать попросить, тогда он может приходить, открывать здесь торговый центр, например.

Авторитарный режим похожий на Северную Корею сложился в Башкирии. У нас все должно быть свое — про башкирское чучхе я уже рассказывал. В 2000-е годы много предприятий просто подкупали чиновников бабайских и через них получали предприятия. Пожилой помощник Рахимова поперек готов был лечь, чтобы «был бандиттарзы» (этих бандитов) не пустить на Шестой Этаж Белого Дома. Не помогло.

Например, покупка «Уралсиба», которая была абсолютной неожиданностью для регионального режима. Или рейд «Уфамолагропрома» в результате сдачи госактивов чиновниками правительства. Весь бизнес в сознании регионального правительства должен быть собственностью правительства или понятных ему структур или влиятельных «знакумов» из числа российских «алигархов».

К концу 00-х годов республиканская собственность оказалась распродана не на выгодных основаниях, а через эмоциональные решения, коррупцию, отжим, сейл, уголовные дела. Она все равно досталась крупным собственникам, федеральным игрокам. У нас вообще почти ничего не осталось в региональной собственности. Нефтянка, энергетика, связь тоже — без заметных положительных последствий для региональной экономики — ушла очень дешево.

У вас нет единого ВИНКа как я понимаю, «Татнефть» — это добыча, «ТАИФ» — переработка. Добыча всегда была больше у Татарстана. У нас перекос был в сторону переработки. И не хватало собственных ресурсов добычи, были развиты «давальческие» схемы, на которых и поднялся уфимский бизнес. Давальцы до сих пор не проели эти деньги, научившись умело прикидываться шлангом, скрывать доходы, не покупать машины дороже крузака.

В поздние «самостийные» годы Башкирия добывала у себя 11-12 млн.тонн нефти, перерабатывать могла 20-25. Татарстан, как я понимаю, добывал в два раза больше. Сейчас у «Башнефти» 20-21 млн тонн, у Татнефти, наверное, 30. Был такой момент со стороны Татарстана, лет 20 назад, ездили к Рахимову насчёт переработки договариваться из Татарстана делегации нефтяников. Я хорошо запомнил тогда еще премьер-министра Рустама Нургалеевича Минниханова во главе делегации: он удивил всех крошечной блестящей «раскладушкой» — тогда ещё сотовая связь у нас была слабенькой, он выходил на балкон Белого дома, чтобы поймать «роуминг». Удивило и то, что такой большой человек, как премьер не считает зазорным прилетать для решения какого-то бизнес-вопроса.

Тогда синергии не вышло, нефтяники Татарстана построил свои установки и были правы. Сейчас наше региональное правительство сидит в пакете 25% от всей «Башнефти», ВИНКа, включающего и добычу, и переработку (это как «Татнефть» и ТАИФ наверное). И практически не влияет на её деятельность. Понятие "собственность республики Башкортостан", да и "региональная экономика" стало весьма эфемерным - у всего есть хозяин, хужа.

О социальном неравенстве

Я не думаю, что в Татарстане народ более зажиточный — расслоение в Татарстане больше. Элита более смело предъявляет свои богатства. В Башкирии деньги традиционно незаметны. В татарском национальном характере есть культура самопредъявления. В Башкирии, даже у татар, русских, есть хороший и навык прибедняться.

Средний класс в Татарстане проявляется более ярко, поскольку многовековая купеческая культура есть. У нас не очень умеют торговать, продавать, обижаются сразу при попытке торговаться, даже на базаре. Несмотря на все прекрасные объекты и улицы Казани, в целом почему-то нет ощущения, что «народ живёт лучше». В Башкирии деньги спрятаны глубже из-за страха перед бюрократическим, а теперь и правоохранительным рэкетом.

На мой вкус, чертоги и рыцарские замки, построенные в Казани, в стиле "мечта секретаря нефтяного райкома" - это слишком нарядно. Но надо и это пережить: мы как раз минуем эту фазу, глядя на Дворец Земледелия. Смотреть на это торжество архитектуры непросто. Но у нас и этого нет. Как набережной полированного бетона, возмутительно прекрасной на фоне нашего недоразумения.

У Уфы, как говорил прошлый мэр Ялалов, есть привычка, заработанные деньги в Башкирии, вкладывать в развитие Москвы, Нижнего Новгорода, Казани. Это дурная привычка самого уфимского купечества. Мне кажется, они патриоты наоборот. Татарстанцы более явные патриоты, любят свою землю и не стесняются показать себя на ней.

Тут у нас другая форма: я сначала здесь что-нибудь отжую по блату, спрячу, вывезу за границу, а потом оттуда буду любить. Нет такого, чтобы заработал где-то и привез в Башкирию.

О будущем Башкортостана

Уход Хамитова и приход Хабирова совпал с тем, что в последние годы Татарстану крепко достается от федерального центра: и банки, и сокращение полномочий, и болезненый "языковой вопрос". Наверное, от напористых "унган и уткер" лоббистов из Казани малость подустали, выработали иммунитет. Ощущение, что Татарстан — регион, который рулит, и везде имеет доступ, тоже немножко ушло. Видно, что субъекты Федерации тщательно выравнивают. Но это не значит, что Татарстан стал хуже или просел. Россия как страна стала жестче, унитарнее.

При Хабирове появилось ощущение того, что наше время наконец-то приходит. Я думаю, шанс для Башкирии - это «скрытые деньги» и «утекшие мозги». Народ потихоньку потянулся обратно. А чтобы пришли деньги, во главе региона нужен человек, который держит слово несмотря ни на что. С этим у нас возникали проблемы. Такой запрос есть: не просто украсть и уехать, а что-то делать для родного города, такой тренд у нового поколения сформировался у бизнесменов 70-х - 80-х годов рождения. Это растет изнутри, вопреки бюрократам-вымогателям.

Может быть, мы будем более интригующе смотреться на фоне угасающего интереса к Татарстану, который, в общем-то уже всем рассказал и показал, как у вас круто.

Возможно, на сцену выйдут спокойные, лояльные, не торгующиеся башкортостанцы. Слова мои звучат, возможно, как комплексы и зависть, отрицать не стану, такое чувство есть, но я желаю Татарстану всего самого прекрасного. Хочу приезжать в нарядную и гостеприимную Казань, но хочу, чтобы и в Уфу, и в Янган-Тау и в Бурзян народ ездил, в том числе и из Татарстана. И видели, что у нас тут не валенки и не тараканы запечные живут, а крутой, интересный, многогациональный добродушный народ. Вы же не замечаете своего снисходительного взгляда на Восток, в сторону Башкирии. А он есть. И вы очень редко бываете у нас в гостях. И напрасно. У нас хорошо, особенно летом.

Запрос на то, что мы перестаем «тягаться» тоже есть. Это был дефект нашего мышления: делать то, что делал Татарстан, через шесть месяцев или три года в более мягкой, адаптированной форме. Это отучило власти выстраивать собственную повестку в отношениях с федеральным центром и просто придумывать себе региональную судьбу самостоятельно. Учиться передовому опыту дорогих друзей - да, это никогда не стыдно. Но идти своим путем. Сейчас такие возможности есть. И ментальные, и психологические, управленческие.

Я не скажу, что уходит время Татарстана. Просто приходит и наше время.

Никакие ритуалы и призывы не удержат молодняк у маминой юбки: благодаря ЕГЭ они едут учиться и работать туда, где им прикольнее. И мне кажется, это важнее нефти: молодые талантливые люди, их комфорт и возможности для самореализации. От нас едут к вам - мы понимаем, что подотстали от Татарстана, с его трендом на урбанизм и иннополисы. Но не сильно.

Сейчас в России все прозрачно – управленческие процедуры, финансовые потоки очень легко отслеживаются. Я думаю, что кататься на «самобытности» уже невозможно.

Татарстан прекрасен. Но есть и другие субъекты федерации. И я не только про Башкирию. То, что татарстанские элиты аккумулировали федеральные средства и сохранили свои у себя — честь им и хвала. Булдырасыз. Но мы тоже булдырабыз.

Я хорошо разглядел и почувствовал ту тёплую волну, которая прокатилась по залу, когда во время первого послания Радия Хабирова неожиданно прозвучало «Без якшырак булдырабыз». Она была вполне искренней и откликнулась у людей: кажется, приходит наше время. Мы так чувствуем.

"