Кругом агенты: как социальные НКО оказались в немилости

За неполный 2016 год в России 37 некоммерческих организаций внесли в реестр иностранных агентов. Всего по состоянию на 21 ноября в нем числилось около полутора сотен НКО. В последнее время реестр все чаще пополняют социальные организации — их признают агентами вопреки прямому исключению в законе.

Системное наступление на негосударственный сектор началось в июле 2012 года, когда Госдума приняла новый, жесткий вариант закона об НКО. Иностранными агентами по нему признавались организации, получающие деньги или имущество от других государств (а также международных структур, иностранцев и лиц без гражданства), и при этом участвующие в политической деятельности.

Само понятие политической деятельности долго оставалось неуточненным, до тех пор, пока в мае 2016 года Госдума снова не внесла поправки в закон. Теперь политикой признаются публичные обращения к власти, организация массовых акций, оценка работы госорганов и даже проведение опросов, направленных на «формирование общественно-политических взглядов и убеждений».

Закон об агентах россияне не придумали — очень похожая практика контроля над НКО существовала в США еще до начала Второй мировой войны: власти боялись, что общественников будут подкупать и вербовать в шпионы, рассказывает доцент кафедры экономики и управления в негосударственных некоммерческих организациях НИУ ВШЭ Тамара Нежина.

Первого агента минюст внес в реестр в июне 2013 года, через семь месяцев после ужесточения закона об НКО; это было некоммерческое партнерство «Содействие развитию конкуренции в странах СНГ». Следующая НКО появилась в реестре только спустя год, но с тех пор он пополняется систематически.

Изначально статус иностранного агента власти давали по большей части организациям, чья деятельность так или иначе пересекается с политикой. В июне 2014 года в реестре оказалась ассоциация «Голос», известная тем, что занимается наблюдением за выборами. В том же месяце агентом признали правозащитный союз «Женщины Дона» — он специализируется на защите прав человека в Южном регионе России и помогает людям, «оказавшимся в трудной жизненной ситуации».

С тех пор на сайте «Голоса» висит сообщение о признании агентом и о политическом преследовании, развернутом в отношении ассоциации. «Сайт в настоящее время не является официальным сайтом ассоциации “Голос” и передан другому лицу», — гласит баннер на главной странице.

В отношении лидера «Женщин Дона» Валентины Череватенко летом этого года возбудили уголовное дело за уклонение от исполнения законодательства об иностранных агентах — впервые в российской практике. А в октябре международная организация RAW in War присудила Череватенко премию имени Анны Политковской.

В законе об НКО есть оговорка, согласно которой политикой не может считаться деятельность в области науки, культуры, искусства, здравоохранения, профилактики и охраны здоровья, соцподдержки, помощи инвалидам и спорта. Практика показывает, что это исключение не работает и организации такой специфики, несмотря ни на что, признаются агентами.

29 июня 2016-го в реестр попал московский Фонд содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова (ФАР). Он специализируется на профилактике ВИЧ и СПИД. В отчете за 2015 год ФАР указал, что получал финансирование от иностранных организаций, а всего за год потратил 4,4 миллиона рублей.

15 августа этого года агентом признали молодежную организацию «Панацея» из города Кузнецк Пензенской области. «Панацея» тоже занималась профилактикой ВИЧ и СПИД и, как сообщала пресс-служба минюста, сама подала заявление о включении в реестр. Меньше чем через месяц в ЕГРЮЛ появилась пометка о том, что организация вступила в стадию ликвидации. По словам председателя «Панацеи» Дарьи Антоновой, документы на ликвидацию НКО она подала сама, еще до включения в реестр. Причины Антонова называть не хочет.

По данным издания PenzaNews, признания «Панацеи» иностранным агентом добивался прокурор Кузнецка Алексей Аношин. Он обратился в суд, указав, что деятельность НКО отличается от закрепленной в уставе и носит политический характер; к тому же было установлено наличие иностранного финансирования. В иске прокурор ссылался на выводы доктора юридических наук из Пензенского госуниверситета Виталия Гошуляка, который счел, что работа организации «не только не согласовывается с российскими властями, но и вступает в серьезное противоречие с государственной политикой в сфере профилактики наркомании и СПИДа», передавало издание.

«Панацея» занималась единственным проектом — распространяла медицинские средства защиты среди «уязвимых групп населения», рассказывает Антонова. По ее словам, эту работу выполняли сотрудники из числа в прошлом наркозависимых и ВИЧ-положительных граждан, поскольку они пользуются доверием среди пациентов.

В октябре статус агента получили еще две здравоохранные НКО — екатеринбургская «Эра здоровья» и Ассоциация медработников города Чапаевска (Самарская область).

Чтобы понять, почему так происходит, надо иметь в виду единственный факт: закон изначально принимался с одной целью — закрыть иностранное финансирование, говорит член международной правозащитной группы «Агора», адвокат Рамиль Ахметгалиев. Поэтому совершенно не важно, в какой сфере работает организация — если у нее есть деньги из-за рубежа, она признается агентом. Суды стоят на позиции минюста — «как он написал, так и решают», объясняет Ахметгалиев.

По его словам, некоторые организации выигрывают суды с минюстом, но только в части наложения штрафа. Само решение о включении в реестр не удается оспорить почти никому.

«Агора» сама попала в реестр иностранных агентов в 2014 году. После продолжавшихся более года тяжб организация сменила статус с межрегиональной правозащитной ассоциации на международную группу.

С ним соглашается доцент кафедры теории и истории права НИУ ВШЭ Анита Соболева, которая изучает правоприменительную практику по делам НКО. Есть только одна тенденция: «Если будет хоть копейка иностранных денег, все остальное будет признано политической деятельностью», — заявляет она. Суды отлично понимают эту установку, добавляет собеседница.

Определение политической деятельности дано так, чтобы избежать ее признаков НКО было невозможно. «Можно завязать глаза, ничего не видеть и не слышать. Дарить пенсионерам открытки и цветочки к праздникам. Но если вы будете говорить, что я разносил цветочки и заметил, что пенсионеры бедно живут, это уже будет политическая деятельность», — говорит Соболева.

Существовать на одни государственные гранты ни одна организация не может, тем более что как только она начинает говорить о проблемах, финансирование закрывается, добавляет собеседница.

Один из инициаторов ужесточения закона об НКО, член Общественной палаты РФ Вероника Крашенникова не видит в признании социальных организаций агентами ничего удивительного. «Кто-то всерьез рассчитывает, что иностранные государства будут искренне финансировать социальную сферу в России?» — рассуждала она в апреле в колонке «РИА Новостей». В кризис социальная повестка выходит на первый план. Иностранные институты, потерявшие прямой доступ к политическому полю в России, будут перенаправлять финансы именно в социальную сферу, говорила Крашенникова.

За 2015 год общий объем иностранного финансирования более чем 3500 НКО превысил 80 млрд рублей (в 2014 году — 70 млрд рублей для 4000 организаций с лишним). Наибольшие суммы поступили из США, Великобритании, Нидерландов, Норвегии и ЕС (по данным итогового доклада минюста РФ за прошлый год).

Добиваясь ликвидации НКО, государство не берет на себя их функции. Например, бюджетные учреждения не ведут работу с наркозависимыми, как это делала «Панацея», говорит Антонова. На это им просто не выделяют финансирование, объясняет она.

Место НКО остается пустым — никакой альтернативы государство не предлагает, подтверждает Соболева. В том числе потому, что это не в его интересах: «Возьмем правозащитные организации. Например, государство пытает. И что, оно заинтересовано в том, чтобы расследовали эти дела?»