Андрей Большаков: «Татарстан теперь не может претендовать на большее»

Скоро президентские выборы. Учитывая, что нынешний президент у власти очень давно, понадобится веский аргумент, чтобы оправдать очередной срок. Что может стать таким аргументом и с какой повесткой Путин пойдет на выборы?

Есть политические культуры, где третий, четвертый срок просто не подразумеваются. Никто не рассматривает всерьез ситуацию, что, например, Барак Обама заикнется, что ему нужен третий срок. Это другая политическая культура, другие традиции. У нас времена, когда все настаивали: два срока, и не больше, канули в лету, закончились с Перестройкой. Сегодня среднестатистический гражданин России не определяет эту дилемму через то, какой раз Владимир Путин будет выполнять функции президента. Он воспринимает это через другие вещи — скажем, эффективен президент или не эффективен.

Если мы посмотрим на социологические данные, то увидим, что рейтинг президента не снижается. Рейтинг поддержки колеблется на уровне 83-87 процентов. Все остальные фигуры, которых называют достаточно популярными, имеют поддержку в несколько процентов. Возьмем Сергея Шойгу. Он достаточно популярен, но Путину проигрывает сильно. Зюганов, Жириновский, Явлинский — все это люди, обладающие популярностью в несколько процентов, которые просто не могут соперничать с Путиным.

«Повестка будет сформирована за счет внешнего фактора, а внутренний будет им прикрыт».

Что будет решающим аргументом? Я думаю, внешняя политика — как являлась, так и будет. Нам сильно «помогает» американская администрация. Последняя акция обстрела аэродрома проправительственных сил в Сирии — этим Дональд Трамп фактически дал понять, что в фарватере путинской политики он точно не следует, как иногда говорили в наших средствах массовой информации. Я думаю, что сирийская проблематика будет эксплуатироваться, и она станет решающей.

Второй момент — это террористический удар, который нанесли в Санкт-Петербурге. Мне представляется, что выдвижение действующего президента будет происходить через риторику безопасности и внешней политики. Что касается внутренней повестки, экономики, то здесь не все так блестяще. Поэтому полагаю, что повестка будет сформирована за счет внешнего фактора, а внутренний будет им прикрыт.

Какую роль в этом процессе будут играть регионы? Понадобится ли Кремлю помощь губернаторов, как это было в случае с выборами в Думу?

Полагаю, что к фактору регионов, конечно, будут прислушиваться, просить, чтобы местные руководители повлияли на ход избирательной кампании — это безусловно. Но, учитывая высокий личный рейтинг Путина, поддержка региональных администраций будет вторичной. Если произойдут какие-то негативные подвижки, например, в экономике, то роль регионов вырастет. А сейчас федеральная власть прежде всего будет опираться на фактор внешней политики, на личный рейтинг действующего президента, и уже потом на регионы.

Что означали недавние перестановки в регионах, которые, возможно, еще не закончились, и назначения в регионы людей Кремля?

— Насколько я понимаю, здесь несколько моментов. Если помните, борьбу с коррупцией начинал Дмитрий Анатольевич Медведев, будучи президентом. В постсоветское время в России долго не принималось антикоррупционное законодательство, принято оно было как раз в период президентства Медведева. Но это были законы, которые необходимо претворить в жизнь. Политической воли у самого Медведева в этот период не нашлось. Зато этой политической волей обладает ныне действующий президент, который сделал это, на мой взгляд, главным фактором внутренней политики. Весь период правления Путина за последние пять лет сопровождается антикоррупционными скандалами, выкорчевыванием губернаторов-взяточников, отставками на местах.

На освободившиеся места ставят молодых, прагматичных технократов, которым доверяют даже территории стратегического значения (например, Калининградскую область). Чистят эти территории от наиболее неприглядных, непопулярных политиков. Возьмите Маркелова (Леонид Маркелов, экс-глава Марий Эл. Интервью происходило до известия об уголовном деле в отношении Маркелова — Inkazan). Рейтинг популярности был на нуле, человек прославился тем, что строил в Йошкар-Оле различного рода дворцы — бельгийские и итальянские. Это все замечательно, но рядом стоят хрущевки в ужасном состоянии, с зияющими дырами, куда зимой залетает снег.

С Татарстаном все немного иначе. Мысли, чтобы менять действующего президента, у федерального центра нет. Но разразился кризис с «Татфондбанком», и у нескольких банков отозвали лицензию. Думаю, теперь Татарстан уже не может претендовать на какие-то преференции, существовавшие в виде отдельного договора. Ситуация поменялась, если отсчитывать с конца 2016 года до сегодняшнего момента — поменялась кардинально.

При этом вопрос о смене руководства федеральным центром не ставится — ограничились тем, что регион теперь не может претендовать на большее. Если регион недоволен, что у него забирают налоги в другие, депрессивные регионы, то за это его могут и наказать.

«В нынешнем положении республиканские власти вряд ли будут просить пролонгации договора, о чем говорили еще недавно».

То есть банковский кризис стал элементом торговли: вы больше не говорите о сверхполномочиях, а мы мягко реагируем на ситуацию?

Думаю, что да. Потому что в нынешнем положении республиканские власти вряд ли будут просить пролонгации договора, о чем говорили еще недавно. Татарстан по-прежнему рассматривают как передовой, экономически развитый регион, но как регион, который может претендовать на какие-то дополнительные полномочия, — уже нет.

Как вы думаете, вопрос с отставкой Ильдара Халикова был решен сразу, поскольку ситуация была такая, что остаться просто нельзя, или же роль сыграло общественное давление?

Во-первых, есть позиция самого Халикова, который говорил, что перейти в «Татэнерго» он должен был еще до 1 января. Наверное, общественные протесты сыграли какую-то роль, но могу сказать, что не основную. Решение, как я понимаю, было принято политической элитой республики.

Разговоры об упразднении должности премьера начались еще несколько лет назад, но мне всегда казалось, что для республики важно ее сохранить. Что она важна даже не технически, а принципиально.

С точки зрения сохранения остатков национального суверенитета, да — это присуще всем национальным республикам. Но законодательство меняется, и сейчас достаточно одного органа, который представляет исполнительную ветвь.

В Татарстане вопрос о целесообразности должности премьер-министра действительно встал задолго до событий с «Татфондбанком» и безотносительно к Халикову. Если выбор будет сделан в пользу упразднения, то в качестве исполнительной ветви останется президентская власть.

Учтите, что строение власти на федеральном и на региональном уровне не одинаковое. Если мы откроем Конституцию Татарстана, то первым увидим законодательный орган — Госсовет. У нас парламентская республика, которая имеет президентскую власть в качестве исполнительной, и имеет еще и кабинет министров. На федеральном уровне есть президент, который стоит над всеми.

КФУ недавно представил результаты исследования, которые гласят, что за последнее время протестная обстановка в Татарстане почти не изменилась. Это правда так?

Это было заседание Экспертного совета при КФУ, который занимается социально-политическими и этноконфессиональными вопросами. Некоторые журналисты не обратили внимание на один важный момент: там были озвучены результаты за первый квартал 2017 года и 2016-й год.

Исследование закончилось в первых числах марта, и как раз 3 марта был отзыв лицензии у «Татфондбанка». На начало марта и конец 2016 года ситуация на уровне замеров общественного мнения не изменилась — тогда многие говорили о санации, республика до последнего на это надеялась. Протестный накал пошел с начала марта, после отзыва лицензии. К сожалению, исследования обладают таким дефектом — мы не может выдать сиюминутную информацию. Но мое предположение, что процент позитива и одобрения власти упадет по замерам в следующем квартале.

К примеру, наши коллеги зафиксировали снижение позитива в этоноконфессиональной сфере. Вроде бы с экономикой напрямую не связано, там все было относительно спокойно, не было значимых конфликтов — и вдруг на несколько пунктов оценки стали проседать. Это говорит о том, что когда есть недовольство в социально-экономической сфере, это экстраполируется на этноконфессиональную сферу. Мой прогноз — что когда мы сможем представить замеры по второму кварталу, там эта ситуация проявится.

«Барометр общественных настроений качнется в сторону радикализации».

Разные протестные группы в последнее время стали объединяться. Кроме того, нынешний локальный протест — не по отвлеченной политической повестке, а по социальной, бытовой. Все это может как-то сказаться на электоральных настроениях?

Трудно говорить, для этого надо делать замеры. Пока это не отражается на рейтингах лидеров — они остаются высокими. Традиционные партии пока превалируют, а на оппозиционный сегмент люди обращают мало внимания. Настроения несколько изменились, но в основном я могу это констатировать по столичным городам. Через несколько дней после мартовских митингов я был в Москве и услышал, что молодежь рассуждает о политике. Люди, которые обычно об этом не говорят, стали обсуждать политические процессы.

В нестоличных регионах настроения, наверно, будут более консервативными. Причем мало кто говорил, что в Казани на митингах освистывали некоторые традиционные оппозиционные партии. Видимо, те надежды, которые на них возлагал протестный электорат, они не оправдали.

По нашим данным — уже объективно устаревшим — протестные настроения были характерны для 20-25%. С одной стороны, это значимое число. Но когда спрашиваешь, собираетесь ли вы лично выходить на площадь, предъявлять требования власти, все говорят: «Нет, кто угодно, только не я».

Однако думаю, что барометр общественных настроений качнется в сторону радикализации. Будет интересно посмотреть, как изменится доверие к лидерам.