Posted 15 декабря 2022, 04:00

Published 15 декабря 2022, 04:00

Modified 15 декабря 2022, 04:00

Updated 15 декабря 2022, 04:00

Интервью: священник из Татарстана про работу в зоне СВО

15 декабря 2022, 04:00
Какую поддержку оказывает священник мобилизованным на передовой? Начинают ли атеисты в суровых условиях верить в Бога? Насколько важно военное духовенство в России? Об этом Inkazan рассказал настоятель храма святого Николая в поселке Куюки, военный священник из Татарстана Виталий Беляев.

Недавно вы были в зоне проведения спецоперации. Поездка случилась по вашей инициативе или по инициативе республики?

Мы ездили к нашим мобилизованным бойцам из Татарстана. Цель была — привезти гуманитарную помощь, именную и общую, оказать духовную поддержку. Это была моя инициатива. Я не могу жить без работы военным священником, хотя может и не все согласны, что я должен этим заниматься.

Я 6,5 лет работал в Казанском танковом училище, и сейчас вижу, как мои курсанты погибают. Я не могу здесь спокойно сидеть. Я предложил поехать Тимуру хазрату (почетный титул религиозного деятеля в исламе — Inkazan) — своему боевому товарищу, участнику боевых действий в Афганистане, потому что в окопах много и мусульман, которые нуждаются в поддержке.

Что включает в себя духовная помощь, которую вы оказывали мобилизованным?

В этой поездке мы настояли на том, чтобы командование позволило нам выйти на передний край. Мы объехали три батальона, постарались спуститься в окопы, в землянки. При нас даже было два прилета: минометный снаряд пролетел в 50 метрах от нас, одного бойца ранило в руку.

Мы пробирались к нашим мальчишкам на переднем крае, чтобы поддержать их духовно и морально: кого-то исповедовать, кого-то причастить. Хазрат свои беседы и проповеди проводил, я — свои: кропил святой водой, раздавал иконки и пояса «Живый в помощи».

Оказалось, что это было крайне необходимо, очень взбодрило мобилизованных, они сами это отметили позже. Родители даже писали: «Вы появились, мальчишки ожили».

О чем чаще всего мобилизованные говорят со священниками?

Знаете, им приятен сам факт, что священник и хазрат просто приехали к ним. Для них неоценимо важно даже просто увидеть священнослужителей-соотечественников. А если им еще улыбнешься, поговоришь и перейдешь на духовные темы — так они вообще летают. Они часто спрашивают советы, просят благословить, выслушать. Больше всего просят исповедовать, покаяться в грехах.

Были ли случаи, когда мобилизованный атеист поверил в Бога?

Мобилизованные сами рассказывают, что в окопах начинают сильнее верить. Когда начинаются столкновения, молиться начинают все. Атеисты попадаются, но они не агрессивные, все понимают. Хотя и сами поговорить с тобой хотят, пообщаться. Я думаю, они на самом деле тоже верующие.

Неверующих не бывает — человек всегда во что-то верит.

Были ситуации, так называемые, «чудо веры». Мальчишки попали под минометный обстрел, и один из них был сильно верующим, воцерковленным. Они рассказывали, что он не разрешал никому вставать, пока не домолится. И их как-то миновала беда — никого не задело.

Второй случай произошел в доме, в котором находились наши мальчишки. В момент попадания туда снаряда никого не было, все комнаты разрушились, кроме той, где находились иконы — она осталась невредимой. Тоже чудо.

В чем заключается важность военного духовенства, по вашему мнению?

Если мы углубимся в историю, то в царской России было более трех тысяч полковых священников, из них было 100 имамов. У каждого полка был свой храм, у каждого рода войск — свой небесный покровитель.

При царе Николае II военнослужащие-мусульмане присягали на верность царю и отечеству на священной книге для мусульман — Коране, получая напутственные слова от военного имама. Военнослужащие-христиане посягали на верность отечеству на евангелие и кресте. Это была типичная картина дореволюционной России.

Была дивизия, состоящая только из военнослужащих-мусульман. Она являлась личной охраной императора Николая II. Из их рациона исключались спиртные напитки, свинина, по пятницам царь отпускал их на молитву. Поэтому мусульмане не чувствовали себя ущемлено.

Сейчас идет возрождение военного духовенства. Мы его, конечно, давно возрождаем, но реформа идет медленно.

В СМИ распространялась информация, что у мобилизованных достаточно необходимых для службы вещей и им некуда девать гуманитарную помощь. Так ли это?

Мы с ними ели, пили — всего предостаточно. Но был совсем небольшой период, когда из-за ведения боев, была проблема с доставкой помощи. Но руководство ее сразу решило. Мобилизованные всегда рады гуманитарной помощи, и она никогда не будет лишней на передовом краю, потому что они в окопах и землянках живут. Сейчас она не остро необходима, но возить можно. Единственное, не возить спиртное.

Что мобилизованным нужно больше всего?

На данный момент зима — необходимы теплые вещи. Хотя и сейчас уже родственники им подсылают, идут конвои именных посылок. Но кто-то находится на более отдаленных участках, поэтому вещи могут доходить медленно. Я видел, что форму им выдают, ботинки выдают, с едой проблемой точно нет.

Какие настроения среди мобилизованных?

Мальчишки держатся, молодцы. Конечно, все очень скучают по семьям, хотят узнать, когда окончание спецоперации. Самое тяжелое морально — это то, что не обозначен срок. Я их прекрасно понимаю.

Здесь все силы внутренние мобилизуются, даже хронические болезни уходят на второй план или, бывает, даже притупляются. Не чувствуются температура, давление, болезни — адреналин начинает работать, и организм включает внутренние ресурсы.

Какие эмоции у вас вызывает работа в таких условиях?

Переживания за мальчишек, конечно. Хочется вместе с ними переживать тяготы, быть рядом, поддерживать. Страх у всех есть, но этот страх хочется еще раз испытать. Немножко зависимость вызывает. Ожидание опасности, которая прошла мимо — снова хочется, некий адреналин. Я не в первый раз езжу, поэтому эмоции не такие сильные. Это в начале, в первые прилеты — там, конечно, эмоций море.

Но, конечно, болит душа за мальчишек. Но мы это не показываем, стараемся воодушевить их: выслушать и поговорить.

У вас был опыт работы в Сирии и Чечне, можете ли вы сравнить эти боевые действия с теми, что происходят сегодня?

Это несравнимо ни с Сирией, ни с Чечней — очень страшно. Здесь высокотехнологичные сражения, от тебя ничего не зависит. Стрелкового боя практически нет, то есть летит минолет и ты не успеваешь ничего сделать.

Я привыкший к такому, хазрат тоже молодец: когда случился прилет, он не шелохнулся, хорошо себя показал, мы сразу убежали в бомбоубежище. Командование очень четкое и оперативное, старается заботиться и смотреть внимательно.

Вернетесь в зону проведения спецоперации?

Сейчас министерство обороны предложило мне должность помощника командира по работе с верующими военнослужащими в Луганске на три месяца. Они пока подбирают место. Формируются новые добровольческие батальоны, и меня хотят туда отправить. Я жду, время тянется, поэтому я уже сам начал ездить.

Подпишитесь