«Я тебя прямо в зале при всех расстреляю»: воспоминания участника трагедии в Беслане

Для Ацамаза Мисикова линейка по случаю Дня знаний в бесланской школе №1 обернулась трагедией. Первоклассник и его родители оказались в числе заложников. Всего в учреждении тогда находились 1 128 человек. Три дня они провели в спортзале без воды и еды, наблюдая, как их друзей и знакомых жестоко убивают террористы.

Пережившему страшное сентябрьское событие первокласснику Мисикову уже 26 лет. Он окончил Северо-Осетинский государственный университет, после чего переехал в Москву и получил еще одну специальность в РАНХиГС — госуправление и безопасность. Позже Мисиков вернулся в родной Беслан, где в настоящее время занимается общественной и предпринимательской деятельностью.

В рамках этой работы он посетил Казанский федеральный университет, где встретился со студентами и рассказал трагичные, но важные моменты своей жизни.

«Прямо над нашей головой висела мина»: трехдневный захват

На третий день я умирал от обезвоживания, терял сознание. У одного террориста лежала рядом бутылка с водой. Отец смотрел на эту бутылку и думал, как ее аккуратно забрать. Террорист это увидел и сказал: «Если я вернусь, а этой бутылки не будет, я тебя прямо в зале при всех расстреляю». В какой-то момент я снова потерял сознание, и отец подумал, зачем ему жизнь без меня. Он пошел и забрал эту бутылку, напоил меня и рядом сидящих маленьких детей, и каким-то образом этот террорист больше не вернулся.

Также мой отец военный, проходил солдатскую службу, где их учили обращаться со взрывчаткой. И когда зал минировали, он понимал, что и как, там были достаточно примитивные мины с гвоздями. Мы сидели под баскетбольным кольцом у шведской стенки, и прямо над нашей головой висела мина. Отец знал, что если ее задеть, с ней ничего не произойдет, он сказал террористу: «Тут дети ходят, не дай бог, кто-то заденет, мы здесь все взлетим, давайте нормально повесим». Террорист согласился.

Отец прибил цепь на гвоздь, и начал размыкать провода, в каких-то местах они почернели. Он смог разомкнуть цепь. Даже следствие показало, что промежуток, где сидели мы, не взорвался. Спустя многие годы к отцу приходят целые семьи и благодарят за это.

«Самая страшная фальсификация»: действия СМИ

Я сидел рядом с террористами, которые ставили телевизор. Первый день мы еще как-то могли выпить воды, но когда в СМИ начали говорить о том, что в школе находится 300 человек, террористы из нелюдей начали превращаться в еще больших нелюдей. Они поняли, что количество занижают, и просто перестали выдавать воду, они озверели: «Если говорят, что вас 300 человек, мы сделаем так, что вас реально останется 300». Самая страшная фальсификация, которая отражалась на жизни людей. Кто знает, может быть, если бы этого не было, было бы меньше жертв.

«Родители начали меня хватать, бежать»: штурм

Ты прям не осознаешь. Когда произошел взрыв, я его не слышал, в ушах лишь был ультразвук — это контузия. Все стало как будто в замедленном действии, а перед тобой только огненный шар. Все стало рушиться, крыша горит, с нее что-то капает — все как-то непонятно. Встаю, понимаю, что жив, но как будто неживой. Смотрю, люди начали выходить, вокруг погибшие — только тогда стало понятно, что случился взрыв. Родители начали меня хватать, бежать. Я сомневаюсь, что находясь три дня без воды, умирая, кто-то прям отчетливо по минутам может вспомнить, откуда, что и как. Это доли секунды.

«Мы смогли не потерять эту связь»: реабилитация

Даже спустя три года после теракта мне было тяжело разговаривать с психологами и журналистами — все просто раздражали своими вопросами.

Я считаю, что хороший вклад в возвращении к нормальной жизни внесли учителя. Они сами были заложниками, им нужно было вернуться на работу, еще и обучать нас. У самих травма, у детей травма, и при этом они должны вернуть какой-то учебный процесс. Они внушили нам после этой трагедии не только веру в завтрашний день, но и чувство патриотизма, сострадания. Конечно, родители тоже сыграли роль, но общество, в котором мы в дальнейшем обучались, внесли свои коррективы.

Были многие, кто уехал из города и республики — им было тяжелее, произошел какой-то разрыв. А мы были с нашими учителями, ездили в международные поездки на реабилитацию. Благодаря этому, мы смогли не потерять эту связь. Я на наших учителей смотрю с громким словом «учитель».

«Что стало лучше — ничего»: безопасность в школах

Первый год после трагедии на каждом этаже стояли спортивные ребята с автоматами. Честно, это была такая фикция. С трагедии прошло 19 лет, если спросить, что стало лучше с точки зрения защиты детей — ничего. У нас в Осетии я прохожу мимо школ, и там с каждым годом сидят все более возрастные люди на входах. Что они могут сделать? Как могут защитить?